Доходный дом Г. Г. Раменского - Рубинштейна, 19

Шестиэтажный  дом дом на углу улицы Рубинштейна (бывшей Троицкой) и Щербакова переулка построен был в 1862-633 годах Эрнестом Густавовичем Шуберским (1825 – 1865) в распространенном в то время стиле эклектики.

 Угловой фасад дома / фото naRubinsteina.ru

Этот архитектор специализировался на постройке доходных домов (более 15-ти) и особняков. Но самой известной его постройкой стала водонапорная башня на Шпалерной улице, необходимая для работы первого в Петербурге централизованного водопровода. Башня существует и поныне, и в ней располагается музей «Вселенная воды».

Фасад  дома №19 скромен: два балкона на третьем этаже, лучковые сандрики и вставки декоративного орнамента. Когда-то на месте этого дома стояли одно- и двухэтажные каменные здания, принадлежавшие Филиппу Сергеевичу Батенину, а затем его наследникам. Дошедший до нас дом был возведен на средства купца, потомственного почетного гражданина Григория Григорьевича Раменского владельца нескольких доходных домов.

Изначально дом был трехэтажный, в 1912 году у него прибавилось два этажа, а после Великой Отечественной войны – еще один. В старые времена в доме находились -  квасная, мясная, конская и железная лавки, меблированные комнаты и трактир. с крепкими напитками Н.М.Бугрова. Это первый трактир в городе, где был граммофон. Вот, что пишет об этом месте историк, краевед, журналист Лев Яковлевич Лурье:

"Особенно злачным и забубенным считался угол Троицкой и Щербакова переулка, где находился трактир Н. Бугрова – там пьяницы валялись на тротуарах и приличным дамам ходить было небезопасно".

А в доме меж тем обитала самая разномастная публика: сапожный мастер, врач-акушер, массажист, стоматолог, заведующий убежищем для подростков, член Особого присутствия по развитию и призрению нищих, журналист, преподаватель торговой школы имени императора Николая II.

А в советское время здесь жил поэт Евгений Рейн, у него в гостях бывали многие писатели.

Евгений Рейн / фото из открытых источников

Вот как с присущим ему юмором описывает посещение Рейна в книге «Довлатов» известный ленинградский писатель, тогда еще молодой Валерий Попов:

«Громогласный, величественный, уже тогда похожий на памятник себе Женя Рейн! Оказаться рядом с ним значило (не говоря уже об уроках литературы) научиться держать себя гордо, весомо, выделяться в толпе. Урокам величия, преподаваемым Рейном, внимал и я. Помню, как я впервые оказался в его доме на читке, как передавалось из уст в уста, новой его поэмы. Почти никого из присутствующих там я еще не знал, а если слышал о ком-то только как о небожителе. И глаза поднимать боялся: если вдруг встречусь взглядом с кем-то из великих, как вести себя, что говорить? Опозорюсь навеки! Поэтому больше всего мне запомнился из того вечера паркет — старинный, фигурный, ярко начищенный, блестящий — им в основном я и любовался. Иногда в поле моего зрения попадали ярко начищенные черные ботинки Рейна, восседающего посреди комнаты, но, увидев их, я тут же испуганно отводил взгляд: достоин ли? Рейн, повышая напряг, гудел: „Он ее аукнул… и башмак! С его ноги спадая, стукнул! 

Тишина. Никто не смел не то чтобы сказать… стулом скрипнуть. И тут вдруг раздался стук — в наступившей тишине этот лист именно „стукнул“. Я увидел листок роскошной белой бумаги (видимо, прочитанный Рейном), который выпал из его рук и, будучи согнут вдвое, стукнул по паркету и так шалашиком встал. Мастер уронил лист! В первом страстном порыве я чуть было не рухнул со стула на колени, чтобы поднять выпавший из обессилевших рук мастера лист великолепной этой рукописи и вернуть хозяину. Уже совсем свесился со стула вперед головой, собираясь грохнуться, но все же что-то мелькнуло в моем мозгу, тем более боковым зрением я уловил, что кроме меня никто нырять за этим листом не собирается… Тут что-то не то! Крутанув головой, я как-то умудрился выйти из штопора и на стуле усидеть, что меня и спасло. И вскоре я вздохнул с облегчением — Рейн снова, поднимая голову к концу страницы, вдруг резко смолк — и второй лист грохнулся рядом с первым. Вот оно что! Это же он специально кидает! Точней - отдав всего себя художественной выразительности, бессильно роняет лист из рук. И хорош был бы я, бросившись поднимать: пафос сменился бы хохотом, чего Рейн никогда бы мне не простил. Испортил бы песню, дурак!

К концу поэмы Рейн весь пол закидал этими жесткими, стоящими коробом белыми листами и, не дождавшись бурных аплодисментов, которые грохнули чуть позже, скрипя прекрасными своими ботинками (он всегда великолепно разбирался в обуви), вышел из комнаты, не глядя ни на кого. И даже наступая на некоторые листы и давя их - в духе своей жестокой поэмы. Да, школу Рейна необходимо было пройти…»

Сюда же по-соседски заглядывал к Рейну, живший рядом Довлатов. Вот, как об этом вспоминает сам поэт:

«В эти времена Сережа приходил ко мне почти ежеутренне, он выходил гулять с фокстерьером Глашей прямо в тапочках, на босу ногу (даже в осеннее время), добывал пару бутылок пива и появлялся в моей комнате. При этом Глашу неизменно нес под мышкой».

Сергей Довлатов с собакой Глашей / VK / dovlatovday

А соседом по коммунальной квартире Рейна был старый придворный ювелир, запечатленный поэтом в стихотворении - «Сосед Григорьев»:

А он помнит заказы

К светлейшему дню именин,

Он помнит большие алмазы

И руки великих княгинь.

Читая стихотворение Рейна «Прогулка», можно пройти по его маршруту от Фонтанки до его дома. увидеть школу, где он учился, и даже узнать ее историю, миновать дворы Толстовского дома и выйти к флигелю дома №19, где и находилась квартира Рейна. Теперь этот флигель действительно снесен.

Фонтанка за спиной,

и мельтешит проспект, как в перископе.

Туда успеется. Покуда же свернем

в огромную готическую арку,

особый двор, заброшенный фонтан,

восьмиэтажие гранита и лепнины,

на стенах полульвы, полугрифоны.

И снова арка, и за ней укромный

сквозь подворотню выход в переулок.

Вот здесь стоял мой флигель. Он снесен.

И только воздухом былые кубометры

как будто заштрихованы погуще

на уровне второго этажа.

И если вслушаться, то долетают гаммы,

сначала гаммы, а потом слова.

Когда стемнеет, там засветят лампу.

Терпение. И я увижу всех.

И родных и друзей. И Иосифа Бродского, и Дмитрия Бобышева, Анатолия Наймана, Глеба Горбовского, Александра Кушнера. Кто из литераторов здесь только не был!

Евгений Рейн и Иосиф Бродский, 1960 -е / фото из открытых источников

Евгений Рейн, Анатолий Найман, Людмила Штерн, Дмитрий Бобышев, Галина Наринская, фото Иосифа Бродского,
24 мая 1962 / anticvarium.ru

Евгений Рейн, Александр Кушнер, Илья Авербах, 1982
/ фото bidspirit.com

…мне еще брести туда-сюда,

я, право, застоялся.

Теперь на Троицкую и к Пяти Углам.

Так заканчивается эта поэтическая и краеведческая прогулка Евгения Рейна.